Песнь Синему небу Азии
Я
за собою оставил
открытым
огромное синее небо,
откуда прорезались
звёзды-глаза
человека,
жаждущие познать загадку
вечной истины жизни…
Это пылающий,
прожигающий душу
взгляд Кюль-Тегина.
Это мудрый,
проникающий в душу
взгляд Тоньюкука.
И солнце,
золотое,
проходящее ровно
по профилю лица, – это мир мой,
древний и новый,
мне незнакомый доселе.
Осели
от этой огромности неба,
от этой безбрежной сини
язычники-скалы,
откуда в первозданном обличье,
рокоча,
нисходит на землю ночь,
как синий мистический бубен.
Осели и мы
не в силах успеть
чуткие радары – сердца
приготовить к приёму
прорывающихся сигналов,
посылаемых будущим.
Но уже трещала башка
Голубого тюрка
от трасс расщепленных мыслей,
подобных падающим звездам.
И там
барабанили по глазам,
по глазам моей Родины
били дожди,
тихо скатывались они по склонам
горькой нужды и надежды,
смывая наши тревожные сны,
и раскатами грома,
раскрывая настежь глаза,
как зерна пшеницы,
дремавшие до весны.
Там раскосые взгляды
скользили привычно
по зеленым холстам плоскогорий,
подобно орлам, что срываясь со скал,
умирают, ликуя, в родимой стихии.
Там всходили колосья
до самого неба,
огромного неба,
но, опаленные зноем,
свисали бессильно,
не колеблемы ветром:
И не слышны были крики их, –
не успеют слететь
с обескровленных уст,
как их проглотит
синий воздух – орган тишины.
Спелых рассветов
им уже не дождаться!
И плоскогорья не в силах дышать, –
зеленые холсты растрескались,
в прах превратились,
достояньем унылой экзотики стали.
И лишь небо осталось,
огромное небо,
над этой землей,
где белые руки снежных вершин,
вознесённые к солнцу,
ловят дожди
и, смывая сны,
нагнетённые рокотаньями бубна,
блаженные,
войдя в экстаз,
бьют по бёдрам себя,
чтоб всколыхнуть тишину,
чтоб запел, загудел,
вновь обретя прежний,
утерянный голос надежды,
синий воздух –
молчавший веками орган –
и поведал все тайны,
что в себе до сих пор
он скрывал и хранил.
А я
за собою оставил
открытым
огромное синее небо –
Азии небо,
откуда прорезались
звёзды-глаза
человека,
жаждущие понять загадку
вечной истины жизни.
Это пылающий,
прожигающий душу
взгляд Кюль-Тегина.
Это мудрый,
проникающий в душу
взгляд Тоньюкука.
И солнце,
золотое,
проходящее ровно
по профилю лица, –
это мир мой,
древний и новый,
мне незнакомый доселе.
И попробуй меня
потрепать, покорёжить
ты – русый, безусый ветер!
О, Азии небо –
Вечное Небо!
О, Кёк Тенери –
Бог великих Небес!..
Алтай-Москва, 1967 г.